Ковчег : Литературно-художественные страницы Владимира Карпца

You are here

Все искала будильник рука.

Позади простирались века.

Помнил смутно, не наверняка,

как он плыл сквозь туман вековой, но

было все так безлико давно -

звери, рыбы, сливались в одно,

завры, мавры, плохое вино,

все цари, все немое кино,

все троянско-балканские войны.

 

Он уже понимал, понимал,

как он мал, сознавал, как он мал,

звал, не слыша, и слышал, как звал,

как без рыбы трясется жерлица,

как течет молоко в решето,

как проходит пустое пальто,

как все то обращает в ничто

что-то то, что все длится и длится.

 

Прорастал он всю ночь, бормотал,

душу выпростал, вырос, настал.

Принесли на подносе, не стал,

бормотал, что, мол, где твое жало,

бормотал, что летал край стола,

что свистела, мол, значит, стрела,

значит, белая лебедь плыла,

камень белая, значит, пылала.

 

Дочь, как мать, -- он подумал, -- точь-в-точь...

А ему оставалась лишь ночь.

Впрочем, все это видеть воочь -

ю, как ужас ю сквозь у начала,

омрачало начало ума,

но его-то и не было - тьма

тьму смывала, туманила, ма-

му звала, или дочь, иль сама,

словно сом, ум в уме означала.

 

Было первоначало. Оно

совершенно, но не свершено,

и на всплывшее вышнее дно

он ступает, весь вешний, ростками.

Там не прядает льдина за льди-

ной, и он сам не ведал, поди,

что все будет еще позади -

а пока шли века за веками.

 

Вечность речи - он ей пренебрег,

все, что рек, позабыл, что изрек -

двух вокруг проступил берег рек -

означало все то - имярек

отходил ото сна понемногу.

Все летал край стола, край стола,

оставляя осколки стекла.

Камень белая в небо плыла,

и сводило последнюю ногу.

 

  

 

                      2003